Четыре сезона [litres] - Стивен Кинг

– Ладно, хорошо! Я читал письмо, ты разволновался, и случился сердечный приступ. Годится. Так где оно?

Дюссандер тупо глядел на юношу.

– Письмо? Где оно?

– Какое письмо? – непонимающе произнес старик, и Тодд едва не вцепился ему в горло.

– То, которое я тебе якобы читал! От Вилли или как его там! Где оно?

Они оба посмотрели на стол, будто ожидая, что письмо вдруг волшебным образом материализуется там само по себе.

– Наверху, – наконец произнес Дюссандер. – Посмотри в комоде. Третий ящик. Маленькая деревянная шкатулка. Крышку придется сломать – ключ я давно потерял. Там лежат очень старые письма от друга. Без подписи. Без дат. Все на немецком. Выбери любое. Поторопись…

– Ты совсем рехнулся? – вскинулся Тодд. – Я же не знаю немецкого! Как я могу прочитать письмо?

– А с чего это Вилли будет писать мне по-английски? – резонно возразил Дюссандер. – Если ты мне его прочитаешь на немецком, то сам ничего не поймешь, а я пойму. Понятно, что

ты будешь произносить слова неправильно, но разобрать я все равно смогу…

Дюссандер, как обычно, снова оказался прав, и Тодд не стал терять времени на препирательства. Даже после сердечного приступа голова у старика работала что надо. Тодд помчался наверх, на мгновение задержавшись у двери посмотреть, не приехал ли отец. Прошло не меньше пяти минут, но «порше», по счастью, видно не было. Времени совсем не осталось.

Он взбежал наверх, перепрыгивая через ступеньки, и вихрем влетел в спальню Дюссандера. Тодд никогда не заглядывал сюда раньше – просто не было интереса – и теперь лихорадочно озирался по сторонам в незнакомом помещении. Комод оказался дешевой поделкой с претензией на модерн. Тодд упал перед ним на колени и резко потянул на себя третий ящик. Он чуть выдвинулся и, перекосившись, намертво застрял.

– Проклятие! – простонал Тодд. Он был мертвенно бледен, только на щеках выступили яркие пунцовые пятна, да голубые глаза потемнели и стали похожи на грозовые облака над Атлантикой. – Вылезай, чертова рухлядь!

Он рванул за ручку изо всех сил и чуть не опрокинул на себя комод. К счастью, комод, качнувшись, все-таки устоял, и ящик вылетел из него, упал на колени Тодду. По комнате разлетелись носки, трусы и майки Дюссандера. Порывшись в белье, оставшемся в ящике, Тодд нащупал и вытащил деревянную шкатулку длиной девять и высотой три дюйма. Крышка, как и предупреждал старик, оказалась заперта на маленький висячий замочек. Ну что за день?! Все не так!

Уложив разбросанные вещи в ящик, Тодд попытался засунуть его на место, но он снова застрял. Парнишка дергал его туда и обратно, чувствуя, как глаза начало щипать от струившегося пота. Наконец ящик задвинулся, и Тодд поднялся со шкатулкой в руках. Сколько прошло времени?

Кровать была на столбиках, и Тодд с размаху саданул по одному из них замком, надеясь, что так удастся его сбить. По руке до самого локтя прокатилась волна боли, но он лишь недобро ухмыльнулся. Дужка замка чуть погнулась, но из защелки не выскочила. Тогда Тодд, не обращая внимания на боль, ударил еще раз, на этот раз сильнее. От шкатулки отскочила щепка, однако

замок выдержал. Юноша, нервно хохотнув, подошел к столбику с другой стороны кровати и, размахнувшись, ударил замком изо всех сил. На этот раз замок сорвался.

Тодд открыл крышку шкатулки, в этот момент по стенам спальни заплясал свет от фар подъезжавшей машины.

Он лихорадочно просмотрел бумаги и вещицы, лежавшие в шкатулке. Открытки. Медальон. Сложенная в несколько раз фотография голой женщины в одних черных подвязках, отделанных рюшем. Старый бумажник. Несколько удостоверений личности. Кожаная обложка для паспорта. А в самом низу – письма.

Свет фар стал ярче, послышалось урчание мощного двигателя «порше», и… все стихло!

Тодд схватил три листка почтовой бумаги, исписанных с обеих сторон, и рванул из спальни. Он уже добежал до лестницы, как вдруг до него дошло, что сломанная шкатулка осталась на кровати. Тодд вернулся, стал выдвигать третий ящик, но он снова застрял, противно заскрипев от перекоса.

У входной двери уже слышался треск ручного тормоза, звук открывающейся и захлопывающейся дверцы.

Тодд, застонав от бессилия, сунул шкатулку в застрявший ящик и с силой лягнул его, с грохотом ящик задвинулся. Помедлив долю секунды, Тодд бросился по ступенькам вниз – отец уже торопливо шел по дорожке. Тодд перемахнул через перила и, мягко приземлившись, ворвался на кухню с листками в руках.

Раздался стук в дверь.

– Тодд! Тодд, это я!

Вдали послышалась сирена «скорой помощи». Дюссандер снова начал впадать в беспамятство.

– Иду, пап!

Разложив листки на столе, будто их бросили второпях, он прошел в прихожую и открыл отцу дверь.

– Где он? – спросил Дик Боуден, отодвигая сына плечом.

– На кухне.

– Ты все сделал правильно, Тодд, – похвалил отец и, смущаясь, неловко обнял сына.

– Надеюсь, – скромно ответил тот и проследовал за отцом на кухню.

В суете хлопот, когда Дюссандера переносили в «скорую помощь», на письмо почти никто не обратил внимания. Отец рассеянно взял листки, но тут же положил обратно, когда появились врачи с носилками. Тодд с отцом проводили их, а рассказ юноши, как все произошло, не вызвал никаких вопросов. Как-никак «мистеру Денкеру» было семьдесят девять лет, да и от вредных привычек он так и не отказался. Доктор даже похвалил Тодда за проявленную выдержку, хладнокровие и сообразительность. Тодд понуро кивнул и спросил, можно ли им с отцом поехать домой.

По дороге Дик еще раз повторил, что очень гордится сыном. Тодд его почти не слушал: мысли снова вертелись вокруг винтовки.

18

В тот же день Моррис Хайзел сломал позвоночник.

Он хотел всего лишь закрепить оторвавшийся конец водостока на западной стене дома, и вот как все обернулось. Проблем в жизни Хайзела хватало и без сломанного позвоночника. Его первая жена погибла в двадцать пять лет. Та же участь постигла и двух дочерей. В 1971 году в автомобильной аварии неподалеку от «Диснейленда» погиб его брат. Сам Моррис на исходе шестого десятка страдал от быстро прогрессировавшего артрита. На обеих руках у него были бородавки, которые появлялись быстрые, чем доктор успевал их сводить. Кроме того, Хайзела мучили приступы сильной головной боли, да еще подонок Роуган из соседнего дома последние пару лет называл его не иначе как Красавчик Моррис. Хайзел даже справлялся у своей второй жены Лидии, как бы соседу понравилось, если бы он стал называть его Вонючка Роуган.

– Не обращай внимания, Моррис, – обычно отвечала Лидия. – Ты просто не понимаешь шуток. Иногда я даже удивляюсь, как могла выйти замуж за человека, совершенно лишенно-